Телефонные номера удаляются хреново

Телефонные номера удаляются хреново…

Трудно, больно. Иногда равнодушно. Сейчас в основном с мясом.

Вот это ветеринарка, в которую я больше не приеду. Такси, которое я не вызову. Врач, которому я больше не позвоню. Газовщик Гена, для которого у меня больше нет газового котла.

Вот этот номер — мой друг по универу, даже, наверное, влюблённость.

Просто скис, просто остановился, просто «за мир», просто бухает и звонит, только когда в хлам.

Только чтобы повспоминать.

О тех людях, которых давно уже нет и никогда больше не будет.

Ты в студенчестве застрял намертво, а меня там нет уже 20 лет.

Ты хорохоришься в телефон, но говоришь, что у тебя клиентов «меньше», и что у жены зарплата 7k рублей. До войны ты вообще не знал, какая зарплата у твоей жены. Твой выбор, твоя жизнь. Но я больше не позвоню.

Вот этот номер — тоже друг. Один из лучших, только моих, которых всего два было в моей жизни. Теперь один остался.

А этот закончился в 2014-м. Келоидным рубцом стал бывший друг, так бывает, да.

Я стояла у себя во дворе, слушала бесконечно жуткий ДАП и слова по телефону. Из Ялты. Про то, что нужно выбрать победителя. Что не будет ничего страшного, если я приму эту новую «власть», как принял её он в Крыму. И что теперь у них безопасно, а у нас ДАП и кадыровцы.

Безопасно… Безопасно стать предателем. Безопасно подмахивать оккупанту. Безопасно ждать, когда заберут на подвал именно тебя. Безопасно бледной молью не отсвечивать, пока на подвал тащат соседа.

Темнело в глазах и ворочалось где-то под диафрагмой. Как же так? Как же так?! Так не может быть!

Мы же вместе покоряли Мангуп, пели «Крематорий» на ночных перронах, пили с горла ледяной шампусик на Новый год в Ялте, кормили психованных выдр, делили стол и кров.

Ты снимал видео нашей свадьбы, ещё на кассеты, триста лет прошло. Ты плакал у меня на плече о личных своих драмах. Как же так ты, легко и не больно, стал на сторону оккупанта? Умный, талантливый, образованный? Не может быть!

Как оказалось, может. Может быть вот именно так…

А это моя единомышленница. Мы вместе спасали: я — котов, она — собак. Мы помогали и уважали друг друга, несмотря на ужасные манеры и невыносимые характеры.

А теперь ты в Москве и отдружила меня в ФБ.

Потому, что я понимаю невозможность бескровных операций при опухоли такого масштаба, а ты предпочитаешь верить в их реальность.

Я бы даже, может, простила эту Москву — в нашей ситуации каждый выживает как может. Но для тебя переезд в Москву — это не то, за что стоит извиниться, а для меня — трудный выбор извинить или нет.

Теперь мы диссонируем. Теперь мы хорошо звучим только по отдельности. Жаль только, что вы все не уехали раньше. И жаль, что я не могу равнодушно удалить твой номер.

Вот это Грин. Музыкант, бард, неформал, интеллигентушко. Такие песни пронзительные пел, про совесть, честь, свободу. Он за мир. Он за всё хорошее против всей хуйни.

Он выехал в Марик, но не получилось у него там. Вернулся. Уже живя в Черновцах, я звонила, переживала за него.

Говорила: «Уезжай, Грин, уезжай. Давай ко мне, я двуху снимаю, одна пока здесь, поживёшь со мной, найдёшь работу. Уезжай, ты же молодой, здоровый, умный».

Не уехал.

А потом «я за мир» превратилось в более конкретное.

В визиты одного запоребрика из Тулы, музыканта тоже. Знаете, рубаха-парень такой, улыбака, нос картошкой.

Жил у нас до войны. Мы концерты ему устраивали, обнимались даже, друзья хуле.

Так вот ездит он регулярно к Грину, в Донецк, песни поёт за малую мзду. О том, как «доблестный партизанский отряд ополченцев ходит укроп косить».

Вот такое вот «я за мир» получилось. Люблю «мызамирышей» до нестями…

Вот это Юра и Олег. Первая наша тусовка. Нам всем по 19–20. Они с Валеркой — матфак, я — биофак. Преф, бухло, беседы до утра, гитары. Друзья. Тогда казалось, что друзья.

Один — бывший ополченец. Не за идею. Тупо за бабло. И точка. Больше, в общем-то, не о чем писать.

Второго попустило. Он теперь вроде как наш.

Единственный случай, когда я услышала: «Тань, я ошибся. Ошибся и всё проебал. Я везде теперь чужой». Но уже поздно.

И не потому, что я такая вот Железный Феликс непримиримый, клёво сделанный.

А потому, что просто умерла она, дружба. Упала с ветки, как обескровленный лист.

Я смотрю на этого человека и не вижу прежнего Юрку. Вижу помятое жизнью, растерянное существо, которое просто жаль и не более того.

Я не сочувствую, мне просто жаль. Дружба и жалость несовместимы. И дружба — это вовсе не константа.

Вот это Лена и Дима. Семейная пара, математики.

Общение закончилось моим вопросом ещё «ВКонтактике» в 2014-м: «На референдум ходила?» — и её ответом: «Да». И всё.

Вжу-у-ух! — и двадцати лет дружбы как не бывало.

Почему? Всё просто.

Они пошли и поставили свою подпись под тезисом «Сделать Таню бомжом», «Попытаться убить Таниного мужа», «Лишить родины Танину дочь».

Зачем им это понадобилось? Не хочу даже пытаться придумать что-то удобоваримое.

Что они с этого поимели? Разбитый дом, изоляцию в гетто, очередь за гуманитаркой.

Враги? Сильно хуже. Люди-кирпичи: нести — неудобно, а выстрелить — трудно.

А вот это Саша Тойота. Мы были почти незнакомы.

Ты ездил на новенькой «Тойоте», в хорошем костюме и дорогой обуви.

Ты бесплатно возил наших хвостатых, пачкая кровью и гноем свой красивый салон.

Ты не просил никогда даже «на бензин».

Ты привозил мне домой паштет для моей подопечной с раздробленной челюстью и отёком мозга, когда в Донецке уже нельзя было купить ничего почти.

Ты возил в ДАП воду и еду.

Мне об этом сказал даже не ты, а общие знакомые, по большому-большому секрету.

Ты молчал, но мы оба знали, что созвучны в этой нашей донбасской какофонии.

Ты дал мне 500 грн и сказал отправить мужу, хотя я не говорила тебе, где он и что у него там всего одна пара штанов. Тебе об этом сказал кто-то другой. По большому-большому секрету.

А потом ты пропал.

А я тебя искала.

В огромном умирающем городе, где выехали почти все наши. А не выехавшие затихарились в ноль.

И мне сказали, что тебя больше нет.

Совсем нет.

Ты даже не умер.

Ты не умер так, чтобы я могла принести цветы и вылить стопку на землю.

Ты просто исчез в одной из поездок.

Телефонные номера удаляются хуёво.

Таня Адамс